Этот запах грязи, сыростью насыщенный воздух тяжелым ярмом ложащийся на плечи, эти безликие коридоры и серый камень, внемлющий молчанием крикам и воплям грешников пойманных великой церковью. Они пытались выкупить свою нечестивую жизнь, обещая несметные богатства, лучших любовниц со всего королевства, выдумывали секреты совершенно не относящиеся к этому миру, принимали за истину выдвинутое им обвинение в гнусных делах и помыслах, но такое раскаяние не было искренним, и их страдания повторялись вновь.
Инквизитор шел под гром марша боли, держа руки скрепленными в замке под грудью, с лицом застывшим в безмолвной молитве, - слеп и глух к мольбам пленников, протягивающих руки через железные прутья темницы. Он говорил с Единым, умоляя его отпустить им грехи и показать верный путь. "Просите, и дано будет вам; ищите и найдёте; стучите, и отворят вам. Творец прими детей своих к себе. Дай им покой и избавь от терзающего душу порочного дара". Здесь в одиночных холодных камерах держали магов несущих проклятое знание, все они были опасны и приговаривались к смерти через очищающий костер. Только через пламя, по мнению церкви, чародеи могли избавиться от злой силы внутри себя и вернуться в обетованное царство. Вера спасала, так было раньше, но не сейчас. Отныне церковники ловили всех кто высказывал сомнение в силе Единого, избивали до усмерти мужчин, насиловали женщин, вера превратилась из права дающего выбор в право отбирающую повинность. Вацлав Икус наблюдал это, более того, он участвовал в войне, вот только на какой из двух сторон уже не знал.
- Глупый старик, - на выдохе тихо сказал мужчина, подходя к двери, за которой ждала допроса преступница. Речь шла о Себастьяне Альберини, которого не так давно паймали и только что Вацлав Икус закончил его допрашивать. "Твое упрямство пойдет во вред ей. Ибо где сокровище ваше, там и сердце ваше будет". Он кивнул дежурившему у двери инквизитору и под его скрипучий смех вошел в комнату.
Обстановка в каменном мешке была спартанская – голые стены и пол, на середине стояли тяжелый стол и два стула, один из которых пыточный. Сама атмосфера гнета ломала волю, заставляя повинных признаться в паскудном занятие, лишь бы поскорее уйти отсюда. Вацлаву Икусу прожившему почти целую жизнь в таких мрачных условиях казалось вполне приемлемым не растрачиваться на пышные убранства, но придерживаться строгого минимализма. Его келья была примерно такой же: простенький сосновый комод, голый дощатый пол и скромная кровать с полотняным матрасом, - ничего лишнего.
Мужчина прошел к столу, прежде чем опускаться на стул прочитал вслух молитву Единому с просьбой простить девушку и облегчить ее страдания. Поднял глаза.
-  Вам известно, зачем вас привели ко мне?
Умение вести допрос, то есть добиваться признания у обвиняемого, считалось главным достоинством инквизитора, и Вацлав Икус как никто другой преуспел в этом искусстве. Через него проходили дела всех магов и подозреваемых в иных более тяжких проступках, таких как рождение в запрещенном браке или пропаганда. Тогда казнилась вся семья вместе с малолетними детьми и стариками, ибо нарушались все каноны веры.
Вацлав Икус допрашивал вежливо с видимой добротой в расчете, что  решимость девушки ослабнет, колеблясь между надеждой и отчаянием.

Отредактировано Вацлав Икус (2010-12-05 16:55:44)

На сей раз, тщательно подготовиться к допросу не вышло. Слишком много часов он провел за молитвой, восхваляя могущество Единого, его силу и великодушие, истратил полезное время, выпытывая у Себастьяна Альберини хоть слог. Поняв, что ничего от старого волшебника не добиться, оставил попытки, решив повлиять на протеже мага, как ему, доложили только что конвоированной в «мешок».
Вацлав Икус ожидал увидеть молодую девушку приятной наружности, но чтобы такой степени! "Не обманывайся: не редко Зло принимает облик созданий Небесных". Температура в комнате была прохладной, мужчина почувствовал легкий озноб, пробежавший мурашками вдоль позвоночника, руки одетые в перчатки вмиг стали холодными и чуть вспотели. Что вовсе не говорило о какой-то напряженности и нервности, скорее всего о неком трансе, вызванном неделей без здорового сна и хорошего отдыха. Тихой тоской отозвалась мысль, что уже целый месяц он не покидал застенок тюрьмы и подумал, не стал ли сам узником.
- Вас обвиняют в том, что вы маг, что вы веруете и учите несогласно с верованием и учением святой церкви. И подозреваетесь в связи с богоотступником Себастьяном Альберини, скрывающимся под псевдонимом Алый Мак, - беспристрастно, не обращая внимания на вереницу вопросов, вызванных неблагородным любопытством, отвечал инквизитор. Взгляд невольно лег на «ведьмино кресло», стоявшее позади девушки. Острые шипы, следы крови, оружие покаяния, правды и смерти. "Не оставляй ворожеи в живых".
- У меня к вам лишь несколько вопрос и я жду от вас полной откровенности,  -  добродушие, пожалуй, слишком искреннее, в чем незамедлительно мужчину укорил внутренний глас прежде ни разу не обманывающий. - Но если Вы просто сознаетесь в ваших заблуждениях, то к Вам отнесутся со снисхождением.
Ложь, девушку ждал костер в лучшем случае дыба и прочие ордалии, в процессе которых она вероятнее всего испустит дух. Вацлав Икус питал надежду, что она не станет упираться на манер осла желавшего пройти узкие ворота и удастся избежать пыток, отвращение к коим в нем крепло день ото дня.
- Верно ли, что вас зовут Ингрид Карр и, Вы являетесь магом крови? – после недолго молчания последовал вопрос, глазами он пристально смотрел на пленницу, готовясь пресечь любую попытку солгать.

Тем временем пока Вацлав Икус начинал допрос, инквизитор, что был поставлен у двери в комнату в целях обеспечения охраны и порядка, подслушивал разговор. Одновременно с этим из-за угла в конце коридора вышла мужская фигура. Высокий, статный, телосложением напоминающий олимпийца, с блестящими глазами, аккуратно постриженные черные волосы и гладко выбритый подбородок – каждый, завидев этого инквизитора, сразу бы узнал в нем знаменитого Леонарда Гавеля прославившегося тем, что жестоко расправлялся с целыми кланами магов, стирая с лица земли. Половина его лица скрывала железная маска в прорези, для глаза которой виднелись незаживающие участки изуродованной плоти: подарок оставленный одним обезумевшим от горя некромантом. Он был единственным из всего святого сообщества кому Вацлав мог доверить тайну вместе со своей жизнью, и именно Леонард нашел его за ритуалом под названием «умерщвление плоти».
"Терний, Единый мне судья, я избавлю тебя от бесчестных мыслей". Наложив на себя епитимью, он подошел к охраннику, сразу вставшему по стойке смирно, и приложил ухо к двери, прислушиваясь к голосам, раздающимся внутри.

Сюда никогда не проникал солнечный луч, лишь тусклый отблеск рассвета и заката, окрашивающего в теплый багрянец сырые стены, врывался незваным гостем через решетчатые окна, чтобы тут же вытиснуться оранжевым свечением масленой лампы с закопченным стеклом или жарким пламенем факела. Постоянная полутьма, ощущение как будто стоишь на грани между жизнью и смертью, застыв в сумерках, не найдя вовремя выхода, которого не существовало вовсе.
Среди инквизиторов ходило поверье: оставили при штабе - подозревают. Не было хуже того, чтобы, проливая кровь за идею вдруг оказаться вдалеке от сражения, похороненным под свитками с биографиями схваченных грешников. Позор, как трясина затянул Вацлава Икуса и отбросил к всегдашним обязательствам, которые примирили его с происходящим. Он нашел оправдание своей беззащитности и слабости перед лицом не зависящих от него обстоятельств в любви Создателя к своим верным слугам. "Бог обрекает на страдания тех, кто ему дорог. Он проверяет искренность и чистоту наших помыслов. Не поддаваться черни, эта грязь не смывается. Путь спасения лежит через воздержание и контроль. Страсть ведет к греху".
Мужчина, продолжая сидеть на стуле, выпрямил спину, сделал пару круговых движений плечами, с наслаждением слушая хруст костей, откашлялся и, положив ладони на стол, поднял глаза на девушку. И взгляд, наверное, изменился, если бы не исчезающая инертность, равнодушие и утомление, не сочетающееся с лицом, выражающим непреклонность и твердость характера.
- Магия, волшебство, колдовство, сектантство – в первую очередь причиняет вред вере людской, церкви, призванной защитить Завет, мешает заповедям доходить до сознания народа, - спокойный голос дрогнул под конец фразы, вспыхнув фанатичной ревностью. Трудно нести зерно святости. Любое столкновения сдерживаемых эмоций с ним отражалось в Вацлаве болезненным диссонансом, сопровождаемым сомнениями в правильности устройства мира, верности исповедуемой человечеством религии, которая ожесточала сердца.
Инквизитор замолчал, всплыли прогоняемые рассуждения, появившиеся логические цепочки, сплетаемые ночами без сна, обвив, сжали тело в невидимых объятиях, сдавливая грудь, заставляя сердце биться чаще, делая дыхание глубоким.

Без стука, в грубой манере, в комнату вошел Леонард. На его губах играла жестокая улыбка, по подрагивающим уголкам рта Вацлав определил, что недавно он скрипел зубами от злости. Но, почему?
- Как понимать твое вторжение, брат? – равнодушно вопросил Вацлав, уголками глаз смотря на товарища. Напряжение связало тело, но дознаватель не подал вида.
- Воля Единого, Терний, - осторожно закрыв дверь, Леонард кинул быстрый взгляд на друга, а затем перевел его на девушку. В отличие от Вацлава, который был пассивен все это время и не разу не посмотрел на Ингрид оценивающе, Гавель оглядел ее тело сразу пристально, внимательно. Что Икус предпочел не заметить, закрыв глаза в повиновение.
- Подчиняюсь, - шепот угас, не успев сорваться с губ. Догадки, каким будет следующий шаг Леонарда, пугали. Терять друзей всегда больно, но совсем иная боль, когда обнарудиваешь, что вы из противоборствующих лагерей.
- Неправда ли мрачная комнатка? – первый шаг – он подошел к ней, второй – отмерил скольжением ладони расстояние от щеки до подбородка, который схватил пальцами, чтобы  задрать ее голову, третий – угроза и сильная пощечина.
- Говори, как ты связана с этим ублюдком, Маком, мразь. И не вздумай мне лгать, иначе не избежать тебе "ведьминого кресла"!
Гнев, яростный крик, Вацлав не переносил возбудимость Леонарда, который с годами менялся в худшую сторону. А ведь когда-то он был  совсем другим, отзывчивым, добрым, любимый верной женщиной, пока злые языки не пустили слух, что она обладает магией. В наказание за недальновидность и неосторожность Леонарда заставили убить ее. С тех пор он стал беспощадным апостолом, истинным чистильщиков, сжигающим неверных на месте поимки. Вацлав сочувствовал ему всей душой, хотел разделить его боль, но встречался высоким барьером.
И он молча взирал на бранящегося Леонарда, но стоило глазам лечь на женское лицо, как печаль пронзила глухою болью грудь. То было начало разлома…

Офф: Не будем тянуть с побегом.

Поломка, неприятное происшествие, которое рано или поздно случается с вещью, неодушевленным предметом, материалом, но, казалось бы, не в коем случае с человеком. Венец Божеского труда, продукт его стараний, высшее проявление силы, мощи и любви Единого. Существо сотворенное свободным, жалкое и беззащитное перед лицом соблазнов и искушений.
Первоначальная роль праведников сводилась к тому, чтобы не дать проклятым тварям поймать человека в ядовитые силки, показать истинный смысл бытия, указав на путь покаяния. "И Бог простит тебя". Но со временем перемены меняющие мир подошли впритык к святыням, стоящим тысячелетиями непоколебимыми. Любовь превратилась в мерзкую ненависть, сила выковалась в разящий меч, а мощь в железный кулак – вера была съедена предательством, которое трясиной затягивало глубже и глубже в жерло, где в муках, словно в котле, варились отступники. Священники, пропагандируя чистоту расы, сами не замечали, как уподоблялись тем, кого сжигали на кострах и поднимали на дыбу. С каждым убитым нечестивцев пятнался культ Единого, Бога общего для всех народов.
Леонард ненавидел магов, всем кто ей хоть сколько-нибудь владел, он нес смерть: женщины, младенцы, старики без часу покойники - все до последнего, дух не вырвется из бренного тела и связки не разорвутся от вопля, в котором  боль раскаяния, но отнюдь не признание веры. Вацлав поражался его непримиримой жестокости. В былые времена восхищался и равнялся на Гавеля, полагая, что именно таким он должен стать, чтобы быть достойным Единого. Наблюдая за «братом», подмечая каждую мелочь поведения тела и голоса, он открывал для себя пугающую правду. Она лишила дара речи, перетирая в мелкую крошку идеал, изваянный из переиначенных заповедей. Его сердце в тот миг ранила шипом роза, перед которой он преклонялся и служил. Словно в легких закончился воздух, тело прибило жаром, глаза ошарашено забегали по комнате в поисках спасения. "Сии три силы пребывают: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше". Теперь же все казалось вымыслом, Вацлав не знал в кого верить, он чувствовал, что связь между ним и Единым слаба как никогда. Сказанное пленницей усугубило положение, мужчина поднял глаза, и не было в них жизни.
- Бесовка, я заставлю тебя говорить! - Леонард взял девушку за грудки и с размаху ударил тыльной стороной ладони по лицу. Он упивался своей властью, ведь в его руках находилась чужая жизнь. Ничто так не опьяняет человеческое сознание как чувство чьей-то зависимости и собственной вседозволенности. – Твои крики будет слышать весь Ивеллон!
Схватив ее за шею, он прижал к стене и вгляделся в женское лицо. Ее красота обескураживала, если бы не старик и его игра в молчанку, подозрения легшие пластом на Терния, испорченное настроение – он бы взял ее без раздумий. Отчего пуще разозлился. 
Вацлав не ведал что творил, желание заслужить прощение, избавиться от порочного круга. Пускай сердце разбито, но душу еще можно спасти. Мир обернулся для него казнью и свет проведения, который он жаждал чтобы озарил его, был увиден в пленнице.
- Грязная девка! - швырнув Ингрид на пол, ближе к пыточному "креслу", Леонард фыркнул и стал подходить ближе. Вдруг он резко остановился, в глазах затаилась тень сожаления. – Похоже, подозрения все-таки оправдались. Говорили, что ты близок к отречению от веры. Терний, ради Единого остановись, и тогда тебя помилуют.
- Скажи мне, как давно вера стала оружием? – хриплый голос, почти не слышный. Пальцы сжимали рукоять стилета острием приставленного к спине друга. – Леонард, это не воля Единого, не прикрывай преступление Его именем. Отступи и дай нам уйти с миром, не вынуждай меня идти на то, чего я не хочу. Одумайся, брат…
Мольба прояснилась в последних словах, не достигших слуха инквизитора. Он ненавидяще посмотрел на девку, рукой медленно подбираясь к рукояти меча.
- Да очистится душа твоя, падший священник! – ухватившись за рукоять, он рванул, оголяя алчущую сталь и успел направить клинок назад, прежде чем замер и, ухватившись за правый бок, присел на колено, тяжело дыша. Вацлав не смотря на Леонарда, подошел к девушке.
- Идти сможете?

Отредактировано Вацлав Икус (2010-12-17 23:15:28)

Вацлаву хотелось выть волком от боли, которая жгла его изнутри. Тот с кем он был дружен, на кого ровнялся, кому доверял и был благодарен, что принял таким как есть, хотя имел полное право с отвращением отвернуться от кровавого зрелища «умерщвления плоти» - лежал на полу и полными злобы глазами смотрел на него. Как в страшном сне длиною в жизнь. Есть ли способ развеять злое виденье? Неужели только страдания проясняют не зрячие глаза и чтобы очнуться необходимо пройти через муки, убивающие душу! Нет, это лишь обратная сторона медали упавшей на ребро и куда она упадет в следующий миг, решит случай, но Вацлав приложит все усилия, чтобы повернуть вспять время, которое он прожил в молитвах Кровавому Богу. 
- Терний, ублюдок, не нагнетай на себя кару Единого. Мы слишком долго гонялись за стариком, чтобы выпускать его. Вспомни, сколько братьев убили маги, вспомни, что сделал Мак с Лорном, каким мы его нашли!– из последних сил орал Леонард. Он был жив, Вацлав нанес удар, чтобы обезвредить, но не убить. Распоряжается жизнями Единый, он возвращает душу обратно в себя. Священники, провозгласившие себя Его апостолами творили беспорядки, прикрываясь святым именем, походили на язычников танцующих безобразный танец во славу идола. Он был одним из них.
- Тот, кому я служил, не Единый. Мы вознесли к небесам Зло, пустили его в себя. Но теперь я прозрел и вижу истинный путь, он открыт предо мной и подлинный Единый ведет меня, - Вацлав помог встать девушке. Она говорила о спасение своего отца, который как вскрылось, был ни кем иным, как Алым Маком тем самым, кто избитый валялся в каменном мешке не далеко от них. Недостающие части встали на законные места, обрисовав ему картину целиком. "Они знали кто она такая. История про то, что на нее доложили – выдуманная. Чтобы заодно проверить меня скрыли факты, дали кинжал как подсказку". Он положил ладонь на карман и нащупал в нем оружие. Магическую вещицу Вацлав не отдал, ибо не знал, как поведет себя Ингрид, заполучив ее. Люди ее возможностей опасны и страшно хитры.
Ощутив женское прикосновение, он одернул ладонь, отметив про себя теплоту ее пальцев. Вяло кивнул, в глаза не смотрел, боялся последствий. Только сейчас осознал глупость совершенного поступка. Чтобы довериться ведьме, надо быть либо умалишенным, либо до невозможного храбрым и уверенным воином, каким Вацлав, разумеется, себя не считал. Тогда зачем пошел на это?
Раздался стук в дверь, голос стражника с той стороны поинтересовался все ли нормально. Леонард услыхав, закричал, что есть мочи, но его остановил удар ботинком под дых.
- Прости меня. Знаю ты не оставишь все как есть и будешь преследовать меня. Я буду ждать, и молиться за тебя, брат, - проговорил Вацлав, стоя у двери. Прощальные слова давались ему не просто. Он понимал сложность ситуации. Разум подсказывал, нельзя брать с собой Леонарда - сердце не желало оставлять его здесь. Победа сознания над чувством была очевидна.
Сильным толчком двери инквизитора по ту сторону двери сшибло с ног, минутной задержки Вацлаву хватило сполна, чтобы проткнуть лежащее тело саблей насквозь. От Ингрид толка не было. Ирифрит в стенах сводил к нулю всякое использование магии.
- За мной, - пробежав рысцой вперед несколько метров, он прислонился к стене и прислушался. "Никого".
Подождав пока девушка подойдет, он повернулся к ней. Лучший вариант передвижения виделся ему в имитации конвоя, так словно он ведет ее с допроса. Их в любом случае раскроют, но не сразу как при вольном беге.
- Держите руки перед собой, точно они связаны. Больше шансом не вызвать подозрений, - когда она последовала его совету, он вышел из поворота, ведя девушку впереди. Дверь темницы Себастьяна также охранялась инквизитором. "Вера без дел мертва". С этой мыслью Вацлав проходя мимо стражника, быстро оголил саблю. Острое лезвие, свистя, рассекло воздух и, вонзаясь в шею человека, разрубило ее. "Во имя Единого". Убрав, оружие он вынул ключ и, вставив его в замочную скважину, повернул вправо. Один щелчок отделял Себастьяна от свободы. Войдя, он остался стоять около двери, взирая на отца и дочь со стороны.

Почему-то во всех сказках, даже самых страшных, спасаемым принцессам слова не давали. Нынешний побег не стал исключением, Карр, как хорошая повадливая коровка молчала и выполняла указания неизвестного мужчины, носившим странное прозвище Терний. И длилось это покорное безмолвие ровно до того момента, как взору узницы предстало то, что некогда именовалось Себастьяном Карром.
«Плоть ничто, важен только дух. Боль ничто, важна только цель. Кровь ничто, пока она твоя. Грех ничто, пока он чужой», - зазвучал в голове голос отца, когда ноги сами понесли девушку к изувеченному магу.
- Папа, - тихий шепот сорвался с губ, когда она опустилась на колени перед кровавым куском мяса, с кучей переломанных костей внутри и кое-где снаружи. – Па…па… папа!
Горячие слезы заструились по щекам, смывая кровь и грязь. Хотелось выть, как раненной волчице, да горло сдавил плач, не продохнуть. Внутри всё свернулось тугим комком, болезненно содрогаясь с каждым ударом сердца. Даже в самых страшных кошмарах Ингрид не могла представить, что сотворили они с полуильфом, разум просто отказывался понимать всех ужасов инквизиции, твердо веря в изначальную неспособность людей переплюнуть в пытках демонов. Она ошиблась, очень сильно, и вот сейчас оплакивая Алого мака, пленница оплакивала и воздушный замок, разрушенный до самого основания, стертый в пыль реальностью.
- За что? За что вы так папу? – не поворачиваясь спросила она, гладя седые волосы, слипшиеся сейчас в грязные патлы. – Он же лечил, он же защищал… за что-о-о?
Новый приступ рыданий сотряс тело, пальцы впились в остатки одежд старика, прижимая его истощенное тело ближе к груди. За что? За какие грехи этот бесконечно добрый и отважный волшебник был подвергнут таким мучениям? Какой в демонам бог мог потребовать ТАКОГО служения?! Девушка отказывалась понимать, просто отказывалась и всё тут. Даже не будучи целителем, было понятно – узник осталось недолго, но обладая познаниями в искусстве врачевания, Карр понимала насколько «недолго». Его уже не спасти, она потеряла одно из двух самых родных для неё существ, а вместе с ним – и часть своего собственного мира.
- Папа, - плохо видя из-за слез, пленница погладила полуильфа, как когда-то в детстве. – Папа.
Словно услышав тихий, но такой отчаянный зов дочери Себастьян судорожно вздохнул и открыл единственный оставшийся глаз.
- Ингри, - слетело в разбитых губ тихое шипение, полное не боли, но усталости. Кровавые маги хорошо владели своим телом, поэтому пытать последователей этого пути было весьма затруднительно. Но вот бессмертными они не были, о чем напомнил хриплый кашель, согнувший измученное тело пополам. – Что кха-кха, что ты здесь де…лаешь?
- Меня поймали, а после вон он, - кивок на стоящего за спиной инквизитора. – Меня спас, а я пришла спасти тебя. Но… я опоздала, - снова полились слезы.
- Что ты задумал, тварь? – гнев придал сил, угрожающе мерцающий глаз мага впился в мужчину, совсем недавно пытавшего эту тленную плоть.
Ненавидящий и презирающей слепых самодовольных священнослужителей, он был готов убить всех и каждого, кто посмел именем Единого совершать зверства недостойные даже бешенного зверя. Сейчас говорил не Себастьян, но Алый мак, один из основателей сопротивления, своими руками отправивший многих жестоких скотов в рясах на тот свет.

Отредактировано Ингрид Карр (2010-12-19 21:40:20)

Требовали объяснений, определенного ответа Вацлав дать не мог. Но разве примут такую правду родственники, когда ангел смерти стоит над душой. Заповедями исписанные клочки бумаги, валявшиеся в кельи – единственный след ушедшего детства. Имя, данное при рождении, запятналось кровью своего хозяина несколько лет назад. Чья-то рука написала "Терний". Прошедший сквозь муки, боль и страдания. Оборачиваясь назад, Икус понимал степень фальшивости своего прошлого, перед глазами возникали и исчезали гравюры неизвестного художника, изобличавшие инквизицию мучителями, палачами, черными священниками, присягнувшими злу в верности. Мастера истязали, этой рукой был выведен приговор, эти тусклые глаза смотрели на пытку, эти губы безмолвствовали, когда бедный живописец извивался, точно змея, схваченный огнем.
Он распоряжался судьбой Себастьяна Кара и погубил. Разве можно после всего этого ждать прощения?
Вацлав молча прикрыл глаза, невыносимо было смотреть ей в глаза, но проклятые чувства работали против обладателя, которого неоднократно выручали из гиблых ситуаций. Обвинения сыпались снегом на голову, ему приписывали все злорадства совершенные последователями Единого. Он не противился, стоял и не говорил ни слова. Заслужил. Если бы самоубийство не считалось страшным преступлением, то он покончил бы с собой сразу же, как только помог Ингрид выбраться отсюда. Но связанный по рукам и ногам предписанием божьим он обрекался на сокрушения духа, которым предрекалось его сожрать. Вацлав не чувствовал страха, он молил об одном, чтобы царство теней наконец низверглось в бесславную пучину вместе с ним.
- Я пытаюсь возвести из руин храм Единого Бога, маг, - тишину занятого угла нарушил мужской голос полный мнимого покоя. Ему все-таки пришлось поднять взгляд, дабы узнать, что происходит, собирается ли девушка спасать своего отца. В обмен столкнулся со спиной и плечами, дрожащими от горького плача, вырываемого прямо из груди. Слезы давались Ингрид тяжело в такой же мере, как и надежда, что обязательно наступит счастливый коней, они вдвоем покинут эти ужасные стены и вернутся обратно, откуда пришли. Внезапно Вацлаву стало интересно представить их дом. В центре густого леса или около озера, в которое если заглянуть, можно увидеть свое отражение без разводов таким, каким его создал Единый. Похоже на мечту. Непривычно, однако, так и есть, он воображал неумело, ибо никогда раньше этого не делал, поражаясь прелести состроенной фантазии, мгновенно заболевал ею точно нищий холерой. Вторило мыслям желание поселиться в глуши, построить хижину и воссоединиться с Богом, уйти от мира, заслониться от невзгод и смотреть как ручей жизни, смеясь, бежит мимо. Совершенная иллюзия.
- Нет времени на объяснения. Ему ничем не помочь, Ингрид, вам известно это лучше меня. Если не хотите, чтобы он погиб зазря, прощайтесь, - тоном, не терпящим отлагательств, напутствовал Вацлав. Промедления стоили дорого столько же, сколько жизнь Алого Мака на розыскных листовках.

Себастьян попытался засмеяться, но все кончилось только новым приступом кашля. Когда же мир снова встал на своё место, маг вопросительно воззрился на склонившуюся подле него девушку. Ингрид прикусила губу и кивнула, словно стыдясь своего ответа, самого своего решения.
Издалека донеслись до неё слова инквизитора, конечно же он был прав, времени было мало, а тратить его на без пяти минут мертвеца – безумие. Но как объяснить это стонущему в груди сердцу? На каком языке заставить понять всю необходимость столь бесчеловечного поступка?
- Нет, мы не можем его здесь оставить! Они же … – закончить она не успела, в камеру вошли какие-то незнакомые люди.
Пленница инстинктивно крепче обняла отца, всем видом показывая готовность во чтобы то не стало защитить полуильфа. Незнакомцы сейчас предстали ей как враги, желавшие исключительно зла, и не важно, что одеты пришельцы как мирные жители.
- Кто вы такие? Чего вам надо? – прорычала волшебница, хмуро взирая на мужчин.
Единственное око Алого мака обратилось на новоприбывших, уголки его тонких губ слегка приподнялись в змеиной усмешке.
- Как долго ты добирался сюда, Ричард Райн, - прохрипел умирающий – И как раз вовремя… Ингрид, помнишь как умер твой пес? Ты так плакала, что я предложил оживить его…
Карр хмуро кивнула, уже понимая к чему клонит некромант. «Мертвый фамильяр», созданный из, в данном случае, черепа погибшего и приковывающий к нему его душу. Данный ритуал девушка знала урывками, никогда не углубляясь в детали, но неужели отец…?
- Ты же не… - с сомнением начала девушка, но не закончила, прекрасно зная о проницательности полуильфа
- Именно так, - усмехнувшись, слегка кивнул маг. Для тех, кто знаком с некромантией такого понятия как «смерть» не существовало.
Узница так и застыла с открытым ртом не веря ушам своим, судя по всему старший Карр заранее готовился если не к такому, то подобному исходу. На заплаканном лице расцвело подобие бледной улыбки, с каждой секундой осознания перспектив становившейся всё ярче и ярче, вплоть до безумного оскала.
- Дядя инквизитор, мне нужен мой кинжал. Срочно! И да, - продолжила она, ощутив не самую благоприятную атмосферу, повисшую в камере. – Тут врагов нет, так что не меряемся у кого меч длиннее!

Им не обрадовались. Что, впрочем, Ричарда не удивило. Как раз наоборот, он бы изумился, кинься девушка новым визитерам на шеи со словами благодарности. Во всяком случае, заподозрил бы либо некоторое психическое нездоровье спасаемой, либо желание в процессе кидания вонзить в спину что-нибудь острое. Хотя девушка и не выглядела гордым обладателем чего-либо острого, в отличии от инквизитора.
Напряжение в камере продержалось недолго и оказалось снято всего одной фразой, произнесенной слабым хриплым голосом. Райну после того, как этот голос прозвучал, временно стало ни до чего. Отошла на второй план даже избавительница. Стараясь успокоить дрожащие похолодевшие руки, Ричард шагнул несколько в сторону.
- Как мог, Себастьян, как мог, - слабо усмехнулся крылан посеревшими губами, впервые переходя на относительно фамильярный тон.
"Проклятье... как так?"
Шаг назад, и он тяжело оперся спиной о стену, закрывая ладонью глаза. О многом могут рассказать разведчики сопротивления, о многом, но лишь о том, что сочтут нужным. Не объяснять же теперь, что шел лишь за дочерью, даже не зная о судьбе отца. Вот только если маг никаких объяснений уже не потребует, то совестливая душа так просто не замолчит.
Медленно выдохнув, Ричард вновь поднял голову, оценивая ситуацию в помещении. Локо, явно понимающий не больше, а то и меньше, чем Райн, топтался в углу. Девушка склонилась над умирающим магом, инквизитор как раз возвращался на свое место. Под ногами у него все еще скользил кот, следя, чтоб на него не наступили.
- Юлиус, - позвал крылан. - Оставь, - на его лице вновь появилась усмешка, - дяденьку инквизитора в покое.
Мужчина повернулся к священнику, внимательно разглядывая его. Усталое лицо с несколько растерянным грустным взглядом против воли вызывало доверие.
- Я - Райн, - спокойно представился целитель, хотя после фразы мага он, вроде бы, в представлении уже не нуждался. - А вы кто? И... что именно сейчас собираетесь делать?

- Моя имя Терний, - хмуро пробормотал инквизитор, встав неподалеку от мужчины. Только сейчас он заметил разницу в росте между собой и им. Голова Ричарда заканчивалась на уровне грудной клетки священнослужителя. Низкий, но юркий и крепкий в кости, он вполне подходил на роль спасителя. Не так заметен в толпе, в отличие от двухметрового Икуса, обычный на вид житель Хролдара. Лучший вариант претендента, какой можно придумать, с кем отправить Ингрид дальше. – Я выведу вас отсюда. Дальше нашим дорогам суждено разойтись.
Раздавшееся хлюпанье крови, сочившейся из ровного разреза, отозвался внутри неприятным напряжением. Он не стал смотреть, как девушка убивает своего отца через обезглавливание. Кинжал, сжимаемый теплой ладонью, заскрежетал по костям, зацепился за хрящик, развалившийся под нажатием. Вацлав упер пространственный взгляд в темную стену перед собой, в порытую мхом прожилку между камнями. И думал, почему представился Райну ненавистным прозвищем вместо того, чтобы назвать реальное имя, думал о Леонарде, прошлом, семье и брате с племянником, чью жизнь поставил под угрозу, выразив протест на укрывательство юного мага. По мере того как воспоминания топили сознание, росла злость на самого себя. В прежних условиях, он бы избил себя до болезненной слепоты в глазах. Что он может сделать ныне? Скольких ему надо спасти от костра, чтобы освободить душу от свинцового груза вины за бесчисленные росписи на листах с пометкой: «Вероотступник»?
Ткань перчаток обтянула костяшки пальцев сжатых в кулак. Черты лица поглотила густая суровая тень, отпечатываясь свежими рубцами старости в уголках глаз, вокруг жестокого рта, меж бровей ложась глубокой бороздой. Стремглав пустеющая душа гнала из облика всякое присутствие эмоций и чувств.
Поэтому зрелище, представшее его глазам, - напоминающее страшную историю, которой старики пугают детвору, - не  возымело эффекта. Наоборот, Вацлав улыбнулся дерзкому магу и по-особенному печальным взором одарил Ингрид. Ей здесь не место, она не должна была делать то, что делала.
Он молча снял и отдал плащ. Стола, с развевающимися по ветру краями, слетела с плеч на пол. Пронаблюдав плавное падение, Вацлав стянул перчатки и кинул на клубок белой ткани. Сказанное "дядя" вернуло к мыслям о племяннике, сковав сердце холодным страхом за его жизнь. Бьется ли теперь его маленькое сердце, поднимается и опускается ли грудь. От неведения или потому что потревоженная рана пустила кровь, пропитавшую сутану на боку, закружилась голова. Невидимая рука толкнула Вацлава. Вильнув в сторону, он все-таки устоял на ногах, прислонившись к стене плечом. Как раз в это время из коридора донеслись далекие крики.
- Надо…спешить, - переведя дыхание, Икус держа руку на открывшейся ране, подошел к двери, взглядом указал Ричарду и его напарнику следовать за ним. За Ингрид он перестал волноваться, придя к логичному выводу, что она девушка умная и поймет все сама, как надо себя повести.
Они вышли. Накалившаяся атмосфера, расползшаяся по тюрьме эпидемией беспокойства, приняла в себя случайных союзников и погнала прочь точно веником сор из дома.
Уходя дальше от воплей стражников и шума, они повернули направо, уперлись в тупик. Вацлав подошел к стене и, положив ладонь, с усилием нажал на один из камней не отличимых друг от друга. Потайная дверь подалась чуть назад и отъехала в сторону, запуская в разветвляющийся внутренний ход.
- Идите правым путем и не сворачивайте, тогда попадете прямо на Дворцовый квартал, - прижавшись спиной к стене, пояснял Вацлав. – Это единственный выход.
Наступил час прощания. Инквизитор не знал, как правильно выразиться, поэтому решил отделаться парой дежурных фраз, которые использовал в таких случаях.
- Удачи, и пускай Единый оберегает вас. Я буду молиться за ваши жизни, - и он, нырнув в темноту коридора, исчез навсегда из проклятого дома, без которого когда-то не помышлял жизни.   

----->

Отредактировано Вацлав Икус (2010-12-24 01:22:22)